Механизмы прерывания в гештальт-терапии (транскрипт лекции 2019 г)
Почему мы в гештальт-терапии говорим «механизмы прерывания контакта»? Что такое «контакт» и что такое «прерывание»? Почему «прерывание»? Заранее скажу, что мыслить механизмами прерывания — это не единственный способ видеть контактирование в гештальт-терапии. Есть другие способы на это смотреть. Например, Дан ван Бален, директор Норвежского гештальт-института, и его школа, - они не очень мыслят прерываниями. Но сейчас рано про это думать, просто, как обычно, скажу, что прерывания контакта - это какая-то штука, которой на самом деле нет, но удобно думать, что она есть, чтобы видеть действительность более дифференцированной. Поэтому давайте попробуем посмотреть через эти линзы.
Потом будет пробовать их снимать и смотреть через другие. Хотя, конечно, прерываний нет, фигуры нет, контакта нет, гештальт-терапии нет и мы с вами под вопросом. Понятно, да?
Что называется контактом? Гештальт-терапия занимается тем, что смотрит, каким образом человек удовлетворяет свои потребности. Это некоторая философская в первую очередь система, а дальше уже инструментальная. Потребности бывают всякие: от простых биологических (еда, сон, секс, отдых, сходить в туалет) до более сложных (защитить диссертацию, найти себе интересного партнера для жизни, сходить в театр). Гештальт-терапия обладает определенным взглядом на то, как человек удовлетворяет или не удовлетворяет свои потребности, и определенным инструментарием, помогающим ему делать это эффективнее.
Почему это называется «контакт»? Потому, что прежде, чем удовлетворить потребность какую-либо, нужно прийти с ней в контакт, то есть понять, что именно это моя потребность, я правда есть хочу, а не сексом заниматься. Или правда хочу сексом заниматься, а не в театр. Для того, чтобы отдавать себе отчет в том, что это моя истинная потребность, а это потребность не истинная, а, например, квази или просто я перепутал, я ошибаюсь, это не есть моя потребность, для этого нужно проделать некоторые шаги. (Вот в начале говорилось, что «не успеваю почувствовать голод, потому что от тревоги ем раньше, чем успеваю его почувствовать, и на самом деле не пищевая моя потребность, а успокоиться»). Для того, чтобы научиться это различать, надо расширять осознавание и учиться с собой контактировать.
Поэтому мы называем это контактом. А последовательность переживаний, которая приводит нас к лучшему пониманию себя, мы называем циклом контакта.
Что такое слияние? Это некоторая первая фаза, а именно — когда я не в контакте со своей потребностью, это слияние первого рода. Слияние второго рода — когда я отношениях с кем-то не понимаю, кому потребность принадлежит. Кто этого хочет? И любое слияние держится до тех пор, пока они не рассматривают возможность ни в чем усомниться.
То есть, я чего-то хочу и собираюсь это сделать. Но может быть, действительно, это папина потребность? Мы не знаем, истинная ли это его потребность или «быть маленьким» — это только нечто поверхностное, а там под этим еще что-то? Так бывает, когда вся семья принимает потребность одного своего члена за свою и все верят, глубоко верят и никто не сомневается, что это действительно то, чего все они хотят. Показывали нам очень хорошо, как они все говорят «мы», у них одинаковое эмоциональное переживание на всех, и они плохо дифференцированы между собой. Это слияние второго рода, когда есть более сильная фигура, которая как-то опережает и успевает навязать свое, хотя это может быть и в форме заботы, а главное, что здесь надо понимать? Здесь нет на самом деле агрессора, нет жертвы, которая под чьим-то давлением, и агрессора, который что-то продавливает; может так казаться, что человек, который пропихивает свою потребность — он агрессор, а те, кто ее как-то обслуживает - они жертвы; на самом деле он их тоже обслуживает, потому что они не хотят дифференцироваться. Им трудно достигать своей потребности и проще присоединиться к чужой.
Поэтому когда мы говорим о работе со слиянием, мы имеем в виду две вещи: как распознать, какая твоя потребность на фоне, где много недопроявленных фигур, то есть, как себя почувствовать, как со своим телом прийти в контакт, со своими чувствами прийти в контакт и со своими потребностями прийти в контакт; и вторая вещь, которая имеется в виду - как понять, какая твоя потребность, когда ты с кем-то в паре, в отношениях, когда вы что-то вдвоем или «всколькером» там, я не знаю, решаете, что будет, как вы решаете, действительно ли вы этого хотите. То есть как подавать голос, как появляться, как говорить «я не согласен», как говорить, что «я хотел бы другого», «я хотел бы иначе», «я хотел бы, но не сейчас»? Или, может, «я хотел бы это, но не с вами». Это тоже выход из слияния.
Понятно ли, почему это — прерывание контакта? Ну потому, что контакт — это продолжать понимать, что я действительно хочу, а слияние — это прерывание, когда я не понимаю, чего я хочу, и у меня приостанавливается проявление фигуры. Почему это первое прерывание? Потому, что фигура еще не появилась. А фигура, как мы помним — это вся констелляция феноменов поля, указывающих на потребность. Если это пищевая потребность (моя любимая, на ее примере проще всего рассуждать)…. Если я не чувствую голод, я как-то игнорирую простые физиологические знаки того, что я голоден, я не могу себе отдать в этом отчет и вербальный, и внутри себя, и вовне, и, соответственно поведение свое не выстраиваю, чтобы свою потребность удовлетворить. Цикл контакта прерван. А полное контактирование что тогда? Это будет, собственно говоря, акт еды.
Так, дальше у нас Интроекция. Это прекрасная такая вещь, которая помогает нам поддерживать связь с родом, с питательной для нас средой, с полем. Это семья и поле в целом. В простом понимании - это некоторый список «правил жизни», базовое, бессомненное понимание того, как хорошо, а как плохо: надо делать так, надо эдак, так хорошо, так плохо, и др. Но надо понимать, что интроекты, которые звучат, как правило, мешают меньше всего потому, что они легко доступны прикосновению терапии, лежат на поверхности сознания, могут быть вербализованы. Надо понимать, что сильнее всего и подлежащие как раз терапевтической работе интроекты — это те, которые не звучат как правило, потому что мы в слиянии с интроектами. И вот в слиянии с интроекцией мы просто действуем определенным образом, потому что когда мы были маленькими, нам показали, что вот так надо действовать, так надо обращаться с собой, и с миром надо вот так обращаться. Но, например, мама никогда не следила за своим здоровьем и никогда не ходила к врачам. Когда она болела ? она просто ложилась и лежала. Поэтому я не иду к врачам, не забочусь о своем здоровье и болею просто лежа, причем не зову никого и не прошу принести мне чай, например, или вызвать врача. Я это делаю не потому, что у меня в голове правило «когда болеешь - никого не зови на помощь», а потому что мне ПОКАЗАЛИ, что вот так делают.
Слияние и инстроекция – это одна из базовых способностей человеческой психики, чисто животная — повторять за старшими особями. Потому что они выжили, они были достаточно жизнеупорные, чтобы произвести потомство, то есть — соответственно, надо повторять за тем, как они делают, потому что в результате можно выжить и даже произвести потомство. Поэтому повторять за старшими - это естественное человеческое поведение, которое из животного мира нами наследуется.
Чтобы перестать это делать, нужно осознать, что «я так делаю», то есть выйти из слияния с интроекцией. Поэтому работа с интроекцией начинается с того, что прерывается слияние. И вы говорите клиенту: «Расскажи мне больше про свою уверенность, что надо делать именно так». Хотя это даже, пожалуй, второй вопрос, а первый вопрос: «Замечаешь ли ты, что ты так делаешь?» Будем про это говорить больше, сейчас про техники не будем говорить.
Интроекция — это когда я воспроизвожу поведение, которое считается правильным, достойным, логичным, хорошим в моей семье, среди своих. И воспроизвожу я это поведение — воспроизвожу и сопротивляюсь тому, чтобы перестать так делать — потому что иначе меня не будут любить. Каким образом взрослые интроецируют детей? Они показывают им, что когда ты так делаешь, как мы - мы любим тебя, ты наш ребенок. Ты наша девочка или наш мальчик. А когда ты не так делаешь, как мы, или ты делаешь не так, как нам нравится - мы тебя стыдим или «виноватим», говорим тебе: «Ты посмотри, так никто не делает, ты что, ты когда-нибудь видел, чтобы дедушка так делал, чтобы мама так делала, чтобы папа так делал?». Мы показываем, что «мы тебя меньше любим, когда ты делаешь не так, как мы». Вот так обычно интроецируют вербально. А невербально просто показывают. Ну, собственно, и невербально можно показывать, что мы недовольны. Тоже известный тезис, что родители часто лицом показывают, что дети что-то сделали, и «мы тобой недовольны». Или наоборот — показывают лицом, что «мы тобой довольны, потому что ты как-то так делаешь, что мы одобряем». А «мы одобряем» почему? — «мы сами так делаем и все НАШИ так делают».
Это интроекция. Интроекция делает нас связанными с семьей. Поэтому интроекция — это необязательно какая-то вещь, как и слияние, которую надо разрушать. Интроекция — это вещь, которую нужно осознавать, чтобы увеличивать количество выборов. Например, у меня есть какой-то способ себя вести, он рабочий. Почему он рабочий? Потому, что моя семья жива, и я жив, и мы все выжили. Автоматически это в первую очередь — хорошая вещь, потому что она нам помогла выжить. Мы тут размножаемся, сидим и еще друг другу показываем всякие способы жить лучше. Поэтому интроекцию не надо разрушать. Другое дело, что иногда эти способны ригидны и не соответствуют обстановке. Или они прям настолько бессознательны, что я не могу выбрать. Как в случае с той же болезнью — может быть, это хорошо работало, здорово, в ситуации, когда на помощь, собственно, было позвать некого. Тогда вот такое мужественное и самоотверженное поведение — или там просто терпеливое - оно поддерживало и как-то не давало расклеиваться. А когда есть, кого позвать на помощь, можно же позвать. Но если этого нет в голове как опции, если я в слиянии с интроекцией, что на помощь не придут, потому что некому или нечего звать, то не очень адаптивное получается поведение. Особенно в критической ситуации.
Поверх интроекции обычно ретрофлексия.
Ретрофлексия, в отличие от — это такой зримый, и поэтому выгодный и красивый механизм прерывания. Ретрофлексия, собственно, обслуживает много чего, но понятно же, как она обслуживает интроекцию? Ретрофлексия — это вообще оборачивание на себя, то есть когда действие, импульс, изначально адресованный вовне, поворачивается внутрь. Немножко мудреное описание. Феноменологически это выглядит как любое замыкание, сдерживание. То есть всё что я не сделал, всё что я не сказал, всё что я не подумал, всё куда я хотел и не пошёл, хотел и не дотронулся, хотел и не — всё это было обслужено ретрофлексией. Оборванные фразу, остановленные движения, спертое дыхание — это как раз те самые феномены, по которым ретрофлексия видна. Опять же, несколько реверансов в сторону ретрофлексия. Ретрофлексия, как и интроекция — это вещь, которая поддерживает социум в целом. Понятно почему, да? Мы не деремся, не плюемся, не бьем друг другу лицо (стараемся, по крайней мере), как правило, не ходим в туалет на улице. Хотя сейчас, говорят, поставят писсуары только в центре города… но тоже, в общем, надо прицеливаться в писсуар - это некоторым образом ретрофлексия, потому что если совсем не сдерживаться, то в штаны, да? То есть ретрофлексия, как и интроекция - важная социальная штука, хорошее приобретение. Не надо относиться как к какому-то злу. Всякие ранние последователи Перлза, они действительно думали, что надо ходить в штаны, блевать на пол, вечно с тазиком гештальт-терапия ассоциировалась, с какими-то безобразиями. Но они и осваивали эту гештальт-терапию одновременно с освоением всяких веществ, которые тоже способствуют снятию ретрофлексии. Чего мы вам здесь не предлагаем.
Поэтому что надо понимать про ретрофлексию, опять же? Что важно ее не взламывать, не счищать, не убирать; Ее важно осознавать. Потому, что ретрофлексия, как очень служебный механизм прерывания, то есть обслуживающий, как правило, ситуативно много чего, но по идее она обслуживает интроекцию. Надо понимать, чем она служит, на что она в данный момент работает и вообще понимать, что она есть. То есть опять же важен в процессе терапии выход из слияния с интроекцией. «Я сдерживаюсь ? а я это выбрал или у меня автоматически?».
Феномены ретрофлексивные — они многообразные, но они все очень удобные для работы терапевта. Это разная симптоматика соматическая типа «сжимается в горле», руки как-то начинают сцепляться, вообще зажимы любые интересны с точки зрения понимания ретрофлексии. Поскольку мы сидячие существа в основном — вот здесь зажим часто появляется, шея, плечи, вот Таня хмурится, чего-то не понимает, но молчит. Хочет спросить, но сдерживается - это ретрофлексия. Она очень в теле видна. Замыкающие жесты, жесты на себя, удерживание одной рукой другой руки, перекрещивание ног, почесывания, потирание себя, сжимания туловища, сжимания ног, сжимания рук, гримасы всякие на лице, кусание губ. Я, наверное, не буду продолжать, потому что понятно, да? Будет практически нескончаемый ряд, если я буду продолжать всё, что мне в голову приходит. Кроме того, разные штуки с дыханием.
Почему важно в какой-то момент обучиться работать с телом, а дальше использовать по необходимости. Прерывающееся дыхание, остановленное дыхание, очень редкие вдохи и редкие выдохи, ненабирание воздуха и его невыдыхание. Потом, когда человек вам рассказывает, что у него есть ощущение по центру груди или в горле, что там как будто полочка, дальше тут уже творческое пространство начинается, как люди это описывают, не суть важно, как они это описывают — это всё, скорее всего, ретрофлексивные какие-то феномены. Феномены, указывающие на ретрофлексию.
Дальше у каждого такого феномена, скорее всего, личная будет история. Ну например, я когда была маленькая, в нашей семье было мало денег. Не принято было много покупать. В этом смысле никаких не было походов в магазин, меня в магазин не брали, и если брали, то это была скорее случайность. Мало было вещей, мало было игрушек, потом стало чуть получше, но вот, например, когда я была маленькая, точно было очень мало игрушек. Появление каждой новой игрушки было скорее каким-то праздником и фантастически ярким событием в жизни. Если я попадала в магазин, где могли быть игрушки, то я знала, что мне никто здесь ничего не купит. Какое-то количество лет назад я стала осознавать, какая у меня телесная симптоматика, когда я вообще вхожу в магазин. Если он не продуктовый. Потому что, видимо, я не голодала в детстве. Меня кормили и не отказывали мне в еде.
Если же я захожу в магазин с вещами, у меня сжимается горло и я чувствую очень характерный зажим сзади в шее и в плечах. Когда я стала за этим наблюдать, я еще много разных интересных вещей заметила, то есть, я научилась с детства что-то с собой делать, чтобы не особо хотеть. Хотя я могу купить себе игрушку, уже довольно давно, если не любую, то почти любую.
Когда я наблюдала за этими феноменами, я много интересного обнаружила. Ну, например, что эти штуки происходят со мной там, где есть вещи, которые я могу в принципе купить. А в автосалоне, например, нет. Ну потому что каждый день машину не меняешь. Но я уверена, что если я пойду менять машину, то у меня это начнется. То есть, если я с конкретной целью пришла, я начну себя ковырять. Ретрофлексия терапевтам важна для того, чтобы можно было исследовать, как человек себя останавливает, пока он этого не решил.
Подводя итог про ретрофлексию, скажу, что важно не перестать себя останавливать, потому что мы потеряем социальность, это не нужно никому, а важно получить обратно выбор: могу я что-то сделать или не могу. Может быть, я могу какими-то другими способами это сделать. Важно, что ретрофлексия, как и все остальные способы прерывания, она не очень полезна, пока она полностью бессознательна, потому что она полностью бессознательна. Я же выбор не успела сделать. Соответственно, у меня не очень много свободы